Пятница, 29.03.2024, 09:57Главная | Регистрация | Вход

Меню сайта

Форма входа

Категории раздела

Мини-чат

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Каталог статей
Главная » Статьи » Мои статьи

Культура проектного воображения . Лекция первая проекта

«Культура проектного воображения». Сочетание этих очень простых слов не совсем привычно. Так сложилось в традиции европейского знания со времен Декарта, что видение мира рассматривали, прежде всего, через призму познания. Мир есть, он объективен, мы должны его познать, мы – песчинка, обладающая разумом, которая должна выстроить образ сущего. Классику не выбросишь.

Карл Маркс, хотя нынче не модно на него ссылаться, был среди первых, кто обратил внимание на вторую сторону дела, а именно на то, что мир постоянно пересоздается целенаправленной деятельностью людей. Классическая философия, при всех ее достоинствах, этой стороны касалась в минимальной степени со времен античности, где у Аристотеля был такой разговор, хотя и сжатый. Потом его надолго забыли, и университеты всего мира учили только одному: трактовать мир как данность, а себя – как зеркало, которое эту данность должно отразить. Мы с вами оказались в уникальной исторической ситуации, ведь никто еще не производил более или менее программного, более или менее организованного процесса реконструкции страны мирным способом. То, что могло бы стать гражданской войной, удалось перевести, путь часто в драматические, но все-таки мирные процессы взаимодействия. Это величайшее достижение, и можно себе представить, какое количество научных трудов будет посвящено этому десятилетию.

В этом великом процессе участвуют несколько видов деятельности. Один из них традиционно называют программированием. Но не тем программированием, где на «алголе» или на другом искусственном языке переписывают уже готовые конструкции, а тем, где разрабатывают программы развития. Язык часто лжет.

В прошлом году, проводя проектно-развивающие семинары в сельских районах Татарстана, Мордовии, Оренбуржья, Кировской и Ульяновской областей, я часто держал в руках толстые папки, на которых было написано слово «Программа». Правительство без конца пишет тексты со словом «программа» в заголовке, но там нет программы, там тоже есть выделение средств под конкретное, векторно обозначенное направление: этому дали, этому дали, этому не дали, – как Сорока-Белобока в известном детском стишке. Программирование не освоено российским правительством как метод работ, там почти нет людей, которые могут разработать программу в деталях, не утеряв целостности замысла и методической дисциплины. Поэтому разговор об этом в университетской среде становится сегодня вопросом выживания страны.

Если отбросить все частности и очень упростить, программа отвечает на вопрос: что делать?

Проектирование – это другой вид деятельности, который очень тесно связан с программированием, но имеет другой предмет, и отвечает на вопрос: как делать? Что делать? – Обеспечить переправу через реку. Как это делать? Тут начинается построение цепочки возможностей: понтонный мост, цепной мост и пр., – множество способов, которые можно выбирать, оценивать и проверять. А за проектированием следует уже планирование, которое отвечает на вопрос: когда, какими силами и за какие средства?

 

Случайные проекты – один из самых опасных элементов в жизни фирмы, учебного заведения, страны, всего мира

 

Пока нет программы, проекты случайны, и наша страна пережила драматические ситуации, вроде знаменитого лысенковского плана спасения сельского хозяйства с помощью торфо-перегнойных горшочков. Был такой проект, было и Постановление ЦК и Совета Министров. Вся страна начинала изготовлять торфо-перегнойные горшочки и высаживать их в грунт, но … расцвет сельского хозяйства не состоялся. Случайные проекты – один из самых опасных элементов в жизни фирмы, учебного заведения, страны, всего мира. Сегодня мы имеем дело с угрозой случайного проекта под названием «Буш и война в Ираке». Это тоже тип непрограммного, дикого, нецивилизованного проектирования, при том, технологически невероятно развитого планирования: кто, когда, в какое время? Дивизии, флоты, эскадрильи, логистика – огромная машина планирования, запущенная в ход. Проект этот – случаен (об этической стороне дела я здесь не говорю), а программы вообще нет. Образа мира, который должен измениться в результате реализации такого проекта, – простите за цинизм, но это проект, если говорить о госдепартаменте, обо всех прочих ведомствах, – образа мира за этим нет! Как должен измениться мир? Что произойдет во вторичных и третичных последствиях? Если этого образа нет, то проект случаен. А случайный проект опасен.

Проектирование очень сложным образом вступает в отношения со знанием. Со знанием научным и не только научным, что очень важно. Научное знание – не единственная форма знания. Есть знание религиозное, оно иное. Есть знание философское, и оно тоже иное, хотя есть научные степени «по философии», но это уж такая социотехническая игра в машине научных степеней. Есть знание художественное – огромное, сложное, богатое, имеющее колоссальные ресурсы. И когда мы пытаемся прописать огромный вектор деятельности, – а в мир проектирования вовлечены сегодня сотни тысяч людей, – то нам придётся сделать маленькое отступление методологического характера. И я нарисую одну как бы несложную картинку.

Действуя, мы всегда имеем дело с каким-то объектом. Этим объектом может быть страна, регион, город, может быть область деятельности, может быть что угодно, – это для нас некоторая закрытая сущность, к которой надо отнестись. И есть самое широкое методологическое понятие – подход. Метод, выбор метода – все это потом. А сначала необходимо самое общее – подход: как мы видим этот объект?

В начале восьмидесятых годов я выпустил книжку, которая была издана «Наукой» и называлась очень скучно и длинно: «Социально-экологическая интерпретация городской среды». Там я попробовал осмыслить «супермежотраслевой» подход. Мне требовалось как-то прописать его в пространстве знания и в пространстве деятельности. И тогда я построил простенькую конструкцию. Кто помнит ещё геометрию, это тетраэдр, у которого есть, соответственно, А, В, С и D.

На плоскости тетраэдра можно спроецировать наш объект, – если лампочкой высветить его попеременно то с одной, то с другой стороны, то у нас появятся его тени на гранях, – на этой, на этой, на этой. Что же это за грани получаются? Нельзя рисовать безответственно! Если нарисовал фигуру, то всё в ней должно осмысленно работать. Нередко развлекаются с блок-схемами – так, аккуратненько рисуют рамочки, соединяют их стрелками. Но возникает такой подлый вопрос: скажите, пожалуйста, а они в одной плоскости лежат, эти рамки, или в разных плоскостях? Очень часто ответа на этот вопрос нет.

00001.gif

Одна грань – пусть это будет A,С,D – это традиционный естественно научный подход. Он внятен и имеет за плечами гигантскую традицию. В нем объект существует независимо от меня – наблюдателя. Как вы, я надеюсь, знаете из азов философии и методологии научного подхода, в этом подходе отражена только некоторая часть свойств нашего объекта. Особенно, если тот сложен. Если объект – город, то у нас с вами на грани АСD – город, явленный в зданиях, сооружениях, инженерных инфраструктурах, в стоке вод… – в массе вещей. Но тут нет города людей, люди здесь не просматриваются.

Есть другой подход, который проще всего назвать социотехническим. Пусть это грань АВС. В нём-то, кстати сказать, в большинстве случаев и «сидит» традиционное проектирование. На этой грани мы рассматриваем объект как сделанный, как состоящий из людей и созданных ими предметов. Например, университет – такой объект. В нём есть ректорат, студенты, в нём есть хозяйственная часть, – это большая социотехническая система. Мы её унаследовали и даже не всегда осмысляем, что постоянно её переделываем: вчера родились эти специализации, завтра их будет больше, какие-то уйдут, появятся другие... Если мы начнем сюда допускать разговоры «о душе» – мы пропали: университет развалится, фабрика распадётся, транспорт перестанет работать. Узкий подход? – Да. Отдельный от первого? – Да. Соприкасающийся с ним? - Да. Вот почему мне так нужен был тетраэдр. Ребро АС тоже значение имеет, оно связывает.

А какой ещё есть подход? Естественнонаучный – назвали. Социотехнический – назвали… А есть ещё подход, который в обобщённом и упрощённом виде называется социокультурным. В нём работают другие свойства объекта – ценности. Хорошо или плохо, красиво или безобразно, удачно или неудачно – всё это взвешивается на социально-культурных весах. Более того, шкалы этих весов все время переделывают. XVIII век знать не знал про композитора Баха. Забыл он его. В конце XIX века мир открыл его музыку, а XX век почти целиком «на нём» работает. XVIII век забыл о художнике Вермеере Дельфтском. К концу XIX века его «обнаружили», а в середине XX века картины Вермеера начали подделывать! Движение ценностных весов непрерывно и постоянно. Более того, в разных слоях социально культурной действительности весы показывают своё. В социально-конфессиональных группах - по-своему. Поэтому белый цвет в одном – траур, а в другом – радость.

Социокультурный подход на нашей фигуре - грань ВCD. Уже обозначены три подхода и? соответственно, три грани.

У нас остался один треугольничек, одна грань – АВD. Это тоже подход, но он особый, методологический. В нём соотносится работа с нашим объектом на трёх указанных выше гранях: как с ним работают, как происходит движение мысли по его поводу, действий по его поводу, как соорганизованы между собой социально-культурный, социотехнический и естественно научный подходы.

Мы закончили тетраэдр, всё выглядит очень симпатично, но при этом остались в классической позиции наблюдения объекта. Помните, с чего я начал? Мы же говорим, что объект мы еще и делаем, и переделываем. Но на этой картинке сделать с ним ничего нельзя, – его можно только рассматривать, проецируя то на одну, то на другую грань и потому изучая. А вот деятельность на этой картинке не видна.

Я понял, что с этим надо что-то делать. Я склеил эту фигуру из стержней, поставил себе на рабочую полку над компьютером, и пару лет нехитрый макетик раздражал меня необычайно, пока я не вспомнил о том, что существует простая геометрическая операция: протягивание фигуры сквозь самое себя – выход в четвертое измерение. Тогда из простого тетраэдра возникает гипертетраэдр. Если мы протащим вершину «С» сквозь тетраэдр, то получим такую любопытную конструкцию.

00002.gif

Я вклеил дополнительные стержни, стало интереснее. Можно определить это таким образом: у нас с вами возникли программа АО (то, с чего я начинал), проект ВО, план DO... И есть еще один стержень, четвертый - ОС. Программа есть, проект есть, план есть – а чего нет? Действия! А ведь серьезного осмысления действия до Дюркгейма в философии вообще не было. Действие как бы само собой подразумевалось или якобы воспроизводилось по привычным, постоянным ходам. Теперь можно кое-что понять. Программа зацепляет все основные подходы: и социокультурный, и социотехнический, и естественно научный, и методологический, – в противном случае программа будет кособокой. Проект тоже их зацепляет, план тоже зацепляет и, наконец, есть огромный мир действия: мир политики, мир бизнеса, мир культуры. Три колоссальных, сложно устроенных мира, каждый из которых сложно сцеплен друг с другом, ведь разорвать их можно только аналитическим образом, изучая, а вообще-то, в жизни они неразделимы.

Если мы так увидели деятельность проектирования (и тех, кто называет себя проектировщиками, или их называют так по штатному расписанию), то обнаружится, что вообразить всё это в целом, удерживать это целое в сознании, – сложная работа.

Смотрите, что происходит. Мои коллеги – Георгий Петрович Щедровицкий, с которым я был дружен еще в шестидесятые годы, а теперь и его сын, Петр Георгиевич Щедровицкий, унаследовавший это бремя, - выстроили единое слитное понятие: мыследеятельность. Это очень важная сцепка, мгновенно связывающая мысль, ввязывающая ее в социальную действительность. Что происходит, когда такой связи нет?

В прошлом году вы, наверное, видели в телевизионных новостях, как в вентиляционный канал пирамиды Хеопса запустили очень сложную машинку. Все ждали, что вот-вот обнаружится драгоценный клад, или из ниши полезут инопланетяне. Ничего не произошло. Это классический пример непроектного действия: ни у тех, кто деньги брал, ни у тех, кто деньги давал, не было культуры проектного воображения. Представить себе, как и зачем проектировалась пирамида Хеопса, они не могут, поэтому и будут искать в ней чудеса до бесконечности. В следующий раз они ещё более сложную машинку запустят, ещё одну плиту взломают, и потом скажут: «Ах, как жаль. За ней тоже ничего нет!» А за ней ничего и не было! И не может быть! Потому что люди, которые проектировали это замечательное сооружение, работали в реальном социальном и культурном пространстве. Их заказчик фараон Хеопс страдал клаустрофобией, всё время заставлял переносить место своего упокоения все выше и выше. Бедолага Хемон, его главный архитектор, должен был непрерывно перестраивать проект. И всё это оставило следы в пирамиде: можно прочесть автографы мастеров, которые всё это делали, можно залезть в колодец, который спешно пробили через толщу кладки, чтобы эвакуировать строителей (в спешке забыли об этой надобности). Недаром давно существует забавное понятие «пирамидиотизм», даже такая рубрика есть в хороших библиотеках. Рубрика есть, но от этого число людей, выстраивающих свои собственные дикие гипотезы, не уменьшается. Однако, это их дело, а наше дело – понимать, что пирамида – рукотворная вещь, созданная людьми, в понятной технологии, в абсолютно понятной, отлично изученной социальной организации. Что колодец ориентирован на священную для египтян звезду Сириус, и это для нас за взломанной плитой ничего нет, а для создателей пирамиды сама плита была, скорее всего, преградой для сил зла…

Без текстов, без знания восстановить логику проекта нельзя. Но только к знанию логика проекта не сводится. И это нам очень важно подчеркнуть. Есть очень любопытный пример. Мне довелось перевести ренессансный трактат Антонио Аверлино (он же Филарете). Он называется «Трактат об архитектуре», но на самом деле это чрезвычайно богатый и развернутый образ, в котором есть объемный социальный проект, есть технический проект его реализации. Трактат был закончен примерно в 1463 году.

Среди прочего в этом трактате есть детальное описание организации такого невеселого заведения как тюрьма. Проект, в котором вся новейшая система гуманизации технологии наказаний уже была изложена: в деталях, полностью. Этот проект был технически готов к реализации, но понадобились века для того, чтобы в узнике увидели человеческое существо. Века! Века – на адаптацию, на втягивание такого проекта в социально-культурную действительность. Это не фантаст, не Кампанелла и прочие утописты. Антонио Аверлино построил Оспедале Маджоре – огромный госпиталь в Милане. Это здание существует до сих пор, в нём сейчас теснится часть Миланского университета. Самое любопытное там: откидной стол, койка, в ногах у которой был сделан сундук для личных вещей, личный туалет, который уже был сделан в 1458 году! Эта система сточной, смывной канализации работала потом много веков... Этого мало, Филарете понимал, что госпиталю нужна экономическая база, независимая от того, даст ли денег герцог сегодня, даст ли завтра, и даст ли достаточно. Филарете заложил первый этаж госпиталя как систему торговых лавок, как торговую улицу, которая функционировала несколько веков и кормила больницу.

 

Проект, проработанный на широком дисциплинированном воображении, оказывается устойчивым в веках, а не только в десятилетиях.

 

Иными словами: проработанный на широком воображении проект, отстроенный на дисциплинированном воображении, оказывается устойчивым в веках, а не только в десятилетиях. Случайный проект может быть однодневкой, может проскользнуть незамеченным, а иногда может врасти в жизнь надолго, но мы говорим сейчас не о случае, а о другом, – об упорядоченной деятельности, когда проектируется образ жизни, технология движения к этому образу жизни, способы и средства, которыми это можно осуществить. Говоря на холодном, жёстком языке, проект – это не просто модель пока еще несуществующего, но возможного объекта, но ещё и оргпроект, то есть план воплощения.

С этим у нас ситуация драматическая. Мне пока известен на территории Приволжского федерального округа единственный человек, который на самом деле занят реализацией накопленного в ВПК инженерного потенциала для решения задач жилищно-коммунального хозяйства. Один человек на весь округ! Сотни людей сидят по правительствам регионов! Ижевск набит ВПК, Самара, Ульяновск, Нижний! И только один человек, выстраивающий самоподдерживающую проектную деятельность!

Вот почему так нужен выход в проектное воображение, которое часто путают с рисованием картинок. Приведу ещё один хороший пример.

Все знают систему супермаркета, до недавнего времени такие магазины были поменьше и назывались у нас «универмагами». Возникает детский вопрос: а кто придумал универсальный магазин? Когда и при каких условиях создавалась эта модель организации людей, грузов, закупок, продаж, безопасности?.. Представьте, какая сложная машина за этим стоит! А источником порождения идеи универсального магазина была колониальная Индия, тогдашняя колония Британской империи. Вышла она на эту инновацию, стала родоначальником нынешней мировой технологии торговли по одной простой причине: старые города не впускали в себя новые крупные формы, это и сегодня тяжело получается. Да и где на тогдашних узеньких улицах можно было разместить крупные магазины? В Париже, например, префекту Османну и королю Наполеону III понадобилось взломать почти полгорода для того, чтобы нашлось место универсальным магазинам. В колонии же города были просторнее, а люди хотели воспроизвести образ жизни метрополии. В колонии надо было любой ценой – в любом климате, в любых условиях – оставаться собой, а, значит, воспроизводить свой образ жизни: мебель, одежду и все прочее. Это и породило в городе Бомбее первый универсальный магазин, работавший, кстати, уже в системе почтовой торговли – предварительного заказа. Это был 1842 год!

Проходит двадцать лет, осуществляется реконструкция Парижа. Все знают, что был разломан ряд старых кварталов, исчезло множество узких улиц, но почти никто не знает, что было сутью проекта. Суть проекта заключалась вовсе не в том, чтобы перепланировать улицы – это умели делать и раньше. Суть проекта заключалась в том, чтобы реконструкция огромного столичного города осуществлялась как акционерное предприятие! С вовлечением тысяч вкладчиков под будущие прибыли, долженствующие произрасти из изменения качества городской инфраструктуры. Это был успешный проект, через двадцать лет эти акции дали в целом около четырехсот процентов прибыли тем, кто в это дело вошёл. Это первый проект реконструкции города, осуществленный не из бюджетных средств, не за счет введения нового налога, и не за счет отдачи города на милость рыночной стихии, а за счет создания программы пошаговой реконструкции, с созданием полной инженерной инфраструктуры. Причем, заметьте, за шестьдесят километров воду вели в Париж тогда. Шестьдесят километров водовода! И это все было осуществлено только потому, что префект Османн был одним из первых проектно мыслящих экономистов. Он рассматривал Париж не только с естественно научной позиции как физический объект, и не только как социотехнический объект, в котором всегда воспроизводятся те же способы поведения, и не только как элегантный городской пейзаж, – он увидел в городе экономическую систему создания прибавочной стоимости.

Такого рода прорывные, инновативные действия невозможны вне проектного воображения, которое можно приобрести, которое можно потерять. Еще пример одного из величайших проектов XX века. Что такое и кто такой Генри Форд знают все. С его именем ассоциируется конвейер, тейлоровская система, научная организация труда, расчленение операций, хронометраж… И это всё правда. Но только это никакого отношения к проекту Генри Форда не имеет, потому что делалось и до него, и без него. Конвейер, например, великолепно уже работал на чикагских мясных бойнях, включая холодильную систему, погрузку в вагоны и прочее. Хронометраж был на самом-то деле известен со времен мануфактур XV века, и очень недурственно его там выдерживали для подмастерьев в красильном или текстильном производстве.

А Генри Форд создал проектную идею, которая выразилась в одном отбрасывании и одном приобретении. Отбрасывание заключалось в том, что впервые была сделана ставка на автомобиль без шофёра, – владелец автомобиля сам должен был быть водителем. Это была революционная идея. Приобретение: Генри Форд создал проектную идею, которая сегодня является азбукой экономики: идею отношения «цена – качество». Выделил это отношение как проектную единицу, выстроил систему, в которой критерии качества закладывались от потребителя, а не от производителя. На практике это означало, что автовладелец без шофера сам водит машину, сам устраняет мелкие неполадки, а следовательно, учитывая непрофессионализм владельца, у автомобиля должна быть предельно простая и надежная схема двигателя, выносливость рессор и множество других обстоятельств. И на этом Генри Форд создал настоящую автомобильную индустрию.

Но Форд не был системным проектировщиком. Прорыв, инновация была осуществлена лишь единожды, и тот же Генри Форд потерпел сокрушительное поражение в начале тридцатых годов в связи с нехваткой проектного воображения. Потому что не мог представить себе, что люди перестанут удовлетворяться удачным отношением «цена - качество», что им захочется такой странной вещи как разнообразие; что такая иррациональная вещь как «надоело» может в социокультурном подходе обрушить гигантское успешное производство. Что с ним тогда и произошло. Надо сказать, что его наследники вылезали из «ямы» чрезвычайно долго.

 

Прорыв может быть совершен и на стадии проектной концепции образа иного потребителя.

 

И вот вам еще пример профессионального проектного воображения, включаемого в эту же схему и на том же материале. Я имел удовольствие быть знакомым с дизайнером по имени Джордж Нельсон, которого уже, увы, нет в живых. К нему обратилось фордовское руководство, когда заводы в Детройте едва не рухнули в результате плановой деятельности бывшего министра обороны Макнамары, лишенного опять-таки проектного воображения. Какова была логика дизайнера Нельсона? В чём был совершен прорыв? На стадии выстраивания проектной концепции образа (заметьте, я использую такое нестрогое, такое художественное выражение «образ»!) иного потребителя, иного покупателя.

На чём был основан образ, который выстроил Джордж Нельсон? На простой вещи: тогда уже невероятно модными были киносерии Джеймса Бонда. Нельсон предложил простую вещь: «Давайте сделаем машину, напоминающую автомобиль Джеймса Бонда. В ней не будет спиц, – это не спортивная машина, - но мы изобразим спицы молдингами, системой прессовки под давлением, литьём под давлением. В ней нет многого от образного прототипа, но она безотчётно будет опознана молодым и динамичным поколением, которое ринулось смотреть Джеймса Бонда как именно та машина». В первый же год было продано полтора миллиона машин модели «Форд-Мустанг»! И это не случайная удача, это результат проектного отношения, когда видится не объект, а вся система связей вокруг будущего объекта, вокруг ныне существующего объекта, и вокруг перехода от одного к другому, который может быть не только эволюционным, но и революционным, с отбрасыванием предыдущего опыта.

На это можно возразить: это всё далеко, у нас не до жиру – быть бы живу и прочее. Могу сказать, что программа «Культурная столица» в Приволжском Федеральном округе является физически существующим доказательством обратного. Когда в стране только-только возникла новая политическая рамка – федеральные округа, во главе Приволжского округа оказался интересный человек с очень недурственным проектным воображением – Сергей Владиленович Кириенко. Во второй месяц функционирования округа мы создали Центр стратегических исследований. Надо было что-то делать. Ждать, когда мы изучим, как делать, не было времени, нужно было действовать. Начать решили в сфере культуры. Культура – замечательный материал в этом отношении: он сложен, но он имеет минимальную инерцию в одном своем слое, огромную инерцию сопротивления в другом, поэтому испортить что-то или навредить здесь очень трудно. Слабый, случайный проект не будет воспринят культурой, она его оттолкнёт. Мы тогда воспользовались готовым шаблоном под названием "Культурная столица". Заметьте, "Культурную столицу" не мы придумали. "Культурная столица" существует уже восемнадцать лет как европейский институт, прописанный в тамошней среде, с тамошней системой развитого третьего сектора экономики. Это программа, которую двигают уже зрелые города, пережившие или переживающие кризисы. Но разве мы воспроизвели шаблон? Мы стали разворачивать проект в наших условиях. Нам не нужен был фестиваль искусств. Это всегда лишь только средство, при том, что фестиваль может быть самоценным, интересным и нужным событием. Задача, поставленная Президентом, была скорее политической: усилить горизонтальные связи, сшить между собой расползшиеся регионы, которые ввиду стратегического бессилия центра начали жить по своим собственным правилам. Как это сделать? В качестве одной из необходимых конструкций и была выбрана нами "Культурная столица". Специально под региональную ситуацию ПФО отрабатывались, менялись технологии. Открытый университет есть развитие этой системы технологии. Так же возник проект Ярмарки социальных и культурных проектов, которая прошла сначала в Перми, потом в Саратове, потом в Тольятти, в этом году она в Нижнем. Была создана новая социально-экономическая конструкция, нам удалось показать, что возможна схема, при которой на один рубль бюджетных денег (причем бюджетов всех уровней) можно собрать до ста с лишним внебюджетных рублей, продемонстрировать эту модель в работе. Удалось создать площадку обмена опытом, создать площадку обмена идеями, создать систему выдачи грантов на проекты, идущие с огромной территории, с пятнадцати регионов, добиться того, что почти сразу же удалось собрать почти миллион долларов в качестве фонда для поддержания этих проектов. Множество скептиков говорило: «Да что вы, да не выйдет, да не получится». Но это для нас не было упавшей с неба затеей. Это был развернутый проект, отталкивающийся от неполного знания, от частичного понимания мира, в котором мы живём. Заметьте, частичного! Потому что проект – это не только модель будущего объекта и не только модель способа получения будущего объекта, это ещё и способ познания. Потому что вы вбрасываете в культуру, в экономику, в социальную конструкцию нечто такое, чего там прежде не было, среда реагирует на этот вброс и отчасти преображается.

Когда мы говорим о проектном воображении, то надо очень точно отдавать себе отчёт в том, что оно отличается от просто воображения внутренней дисциплинированностью, методологической дисциплинированностью. Проектное воображение предполагает несколько обязательных действий. Представьте себя слалом, слалом – гигант. Как вы обойдёте «вешку», это ваше дело, под каким радиусом вы войдёте в поворот, тоже. Да, результат от этого будет зависеть, но вам это не заказано. Важно только одно: вешка стоит и её надо обойти! Расстановка такого рода вешек и есть дисциплина проектного воображения. А увидеть эти вешки можно, только рассматривая объект проектирования в различных контекстах.

Так, на естественно научной грани нашего гипертетраэдра (никуда мы от него не делись) каждый может увидеть в наших подтопленных городах результат того, что их строители не понимают, как ведут себя подземные воды. Это часть контекста вместе с объектом, а не только объект. На другой грани отразится контекст социальный. На третьей – контекст ценностный. И главное в том, что представление о любом объекте включается сразу во все эти контексты, и видеть это необходимо во всех.

Если я научил себя выстраивать эти три «окружности» вокруг своей задачи, то со временем, по опыту (а это достигается только опытом!) их радиусы начинают вырастать. Контексты, которые я, как проектирующий индивид, сцепляю вместе, становятся ёмче, шире и богаче.

Это непросто, и вот почему за вузовские годы, строго говоря, проектировать никто не научается. Нужна только практика, только погружение в действие, в сопротивление человеческого материала, в сопротивление природного материала, в сопротивление технического материла, наконец, в сопротивление собственного интеллекта, потому что очень часто не хватает интеллектуального ресурса для того, чтобы выстроить контекст в полноте.

Так обстоит дело и в сфере практической политики, и в бизнесе, и сфере социальной, и в сфере культуры. Вхождение в резонанс понимания, в режим проектного видения задачи осуществляется в толще культуры. Например, из всех нефтяных компаний сегодня есть одна, обладающая проектным воображением – это «ЮКОС». В чём это выражается? Да в том, что «ЮКОС» стал готовить себе людей, проводить системы отбора в школы, проводить системы подготовки и переподготовки, назначать стипендии! По простой причине: «ЮКОС», прежде всего, нужен человек, способный повернуть рукоять на семнадцать, а не на двенадцать или не на двадцать шесть градусов, в зависимости от давления атмосферы, воздуха и прочих привходящих обстоятельств. Это пока единственная известная мне крупная структура с проектным видением своей деятельности.

Когда происходит обнаружение проектного воображения на любых горизонтах, я испытываю редкое счастье. В прошлом году я проводил семинар в Мордовии, в Рузаевке. Там железнодорожный узел, плотно и интенсивно работающий. Там очень интересный глава районной администрации, бывший главный инженер «Межрегионгаза», то есть, инженер с системным видением территории, что резко упрощает задачу. Но самым интересным для меня было встретить молодого предпринимателя, который сумел выдвинуть проект оживления выморочной муниципальной недвижимости.

Проект, который был им разработан – не мной, не моими коллегами, мы лишь, создавали «рамочку», в которой проекту легче вызреть, - касался одной из тяжелейших сегодня проблем, которая зацепляет и город, и экономику и культуру, вместе взятые.

Комбинаты бытового обслуживания, просевшие от времени, в которых непонятно какие люди что-то для себя делают. Никто туда не лезет, чтобы выяснить, чем они там занимаются, но городу надо платить – за крышу, за тепло, за энергию, а в культуре, включая культуру экономики – это «чёрная дыра», потому что всякое пустующее общественное достояние, это потеря. Наш герой выработал проектную программу, суть которой в схеме, по которой а) город выставлял здание на торги, б) предприниматель его приобретал, в) город немедленно возвращал ему деньги как низкопроцентную ссуду под программу создания новых рабочих мест и под залог того же здания.

Из примеров в сфере культуры не могу не вспомнить такой. Когда формировалась модель театра как учреждения, то в России образцом стали императорские театры, которые на нашем языке были постоянным бюджетным учреждением с собственным зданием. В роли бюджета выступало тогда министерство двора Его Величества, в советское время эта модель стала монопольной. Театр антрепризы умер, или его удушили. В культуре возникла склейка между театром как культурным действием, театром как социальным организмом и физической «коробкой». Склейка, которую сегодня никто не смеет попытаться разорвать изнутри. Между тем, эта склейка убийственна для театра, – она его превращает в институцию, абсолютно нетерпимую к инновациям. Проект антрепризного театра, который возникал, отрабатывался в мире достаточно сильно, проект антрепризы как технологии взаимодействия спроса и предложения, инновации и традиции, и чего угодно, был в своё время закрыт и до сих пор всерьёз не воспринимается. Только по одной причине, – он не стал предметом многофакторного, контекстуального, проектного рассмотрения.

Мы можем взять любой материал, найти любую проблематику, и окажется, что работа со знанием в проектном подходе совершенно особая. Это не имитация работы учёного, не воспроизведение его техники. Ученые интересуются типом знания, порождаемого в сфере проектирования. Проектное воображение черпает из искусства, хотя к искусству, разумеется, прямо не сводится, но черпает очень много и ярко.

Сама позиция России и как страны и как государства, сама проблема обновления, инновации в ней, которая пока наталкивается на очень сильное сопротивление во всех звеньях, это в значительной степени проблема нехватки проектного воображения при чрезмерной акцентировке нормативных схем. А наша страна оказалась в ситуации, когда норма, установка «делай так!» не срабатывает. Нам надо заново выстраивать технологию действий, цепочек действий, систем из цепочек действий. Вне проектного воображения такие задачи не решаются, и в этом я абсолютно уверен.

Вопрос. Как Вы сказали, вся эта система должна развиваться гармонично. Если даже какая-то одна из областей не работает, то и вся система тоже стоит, не работает. В этом случае, как Вы сказали, проект это – действие. Каким образом надо будет всё это осуществлять? Вы же сами упомянули, что вся власть и все полномочия находятся в руках у чиновников, и в большинстве случаев, к сожалению, взгляды этих чиновников, я думаю, не совпадают с истинной картиной того, что происходит сегодня в стране. Я понимаю, что какие-то работы проводиться будут для отчётности и для статистики: будут писаться работы, собираться стопки макулатуры, между кем-то поделят призы в триста – пятьсот тысяч рублей. Но в итоге в жизни это ничего не изменит. И через десять лет мы будем сидеть с Вами в этой самой аудитории и говорить о том самом развитии. Каким образом Вы будете осуществлять задуманное? И какие методы при этом использовать? И кто это будет делать, какие люди?

Глазычев. Во-первых, я вынужден Вам возразить. Несколько лет назад я бы рассуждал так же. В моем представлении был образ чиновника, который я для себя выстроил. Но реальное вхождение в социальную практику в значительной степени изменило этот образ. Сегодня число творческих людей в системе администраций гораздо выше, чем в системе науки, искусства и бизнеса. Основная драма как раз не в этом, а в бессилии этих людей, которые не могут, подобно ангелам, облетать все задачи и пытаться все их решить. Драма сегодня в нехватке авторов и исполнителей в одном лице! В каком бы они поле не работали – в бизнесе, политике, экономике и в другой сфере.

Какое социальное действие может менять это ситуацию? Вы все сами прекрасно знаете, – это сама школа, которая гораздо больше, чем раньше должна готовить к открытому мышлению, а не к клейму «профессионал такой» или «профессионал сякой». Нужно развивать способность и готовность людей переучиваться. И, честно говоря, Вы ведь не точны, – десять лет назад была другая аудитория.

Слово «гармония» я не употреблял. Гармония определяется постфактум, потом, в других поколениях. Я говорил о действенности, результативности, об эффективности. Смотрите, какие это холодные, инженерные, технические слова, за них мы можем отвечать. А гармония – это дело божеское, и с этим потом разберутся следующие поколения. И слово «система» я бы употреблял очень аккуратно. Когда мы с вами имеем дело с такими глыбами, как культура и ее структурная организация, политика и культура и ее структурная организация, то нет такого системного средства, которое бы позволяло это «схватить». Системный подход для такого рода сложного взаимодействия таких сложных конструкций недостаточен. И именно это обстоятельство порождает потребность в проектном воображении.

Вопрос. Извините, но у меня создалось такое впечатление, что судьба России зависит от того, как много людей будет обладать этим проектным воображением. Однако из Вашей лекции я взяла бы такое слово, как «я нашел», то есть, мы находим этих людей как самородки. А это значит, что можно найти, а можно и не найти. Так вот, мой вопрос: что-нибудь делается для того, чтобы вырастить этих самородков?

 

Конкурсная система и публичная экспертиза - это очень сильный инструмент, если им грамотно пользоваться.

 

Глазычев. Вы правы, это пока происходит не так часто. Но только вырастить их пока тяжело, а вот найти можно и нужно. Один из проектов, которые мы разрабатывали, это Ярмарка социальных и культурных проектов, это и есть система уловления импульса, это и есть создание той площадки, куда людям хочется принести свои проекты, сражаться на равных с авторами других проектов и иметь реальный шанс. Это довольно жестко, это система критериального сопоставления. Главная наша задача, чтобы это было публично, открыто и на конкурсной основе. Конкурсная система и публичная экспертиза - это очень сильный инструмент, если им грамотно пользоваться. Это доказано не только на нашем опыте. Каждый прорыв здесь очень важен.

Вопрос. На мой взгляд, просто сидеть и ждать, когда человек придет со своей идеей, это одно. А необходимо, наверное, и создавать какие-то условия, создавать новые, я не знаю, как это назвать – школа, элитная школа, выращивание этой элиты. Пусть это будут искусственные алмазы, но это же всё равно алмазы.

Глазычев. Этих школ уже десятки в стране. Кстати, одной из них руководит Сергей Эдуардович Зуев.

Вопрос. А процент успешности?

Глазычев. Процент хороший. Сил не хватает, преподавателей не хватает – вот это драма.

Вопрос. Вы выразили надежду на то, что школа должна повернуться лицом к нестандартно мыслящим людям. Как Вы думаете, повсеместное введение стандартов и единых испытательных экзаменов будет этому способствовать?

Глазычев. У меня была возможность проштудировать несколько тестовых книжек, – я любознательный человек. Ощущение смешанное. Я, честно говоря, в восторге от того, как построена система тестов по русскому языку и литературе. Неожиданно для себя я обнаружил очень интересную конструкцию вопросов, действительно позволяющую отделить понимание от непонимания. Но я пришел в ужас от теста по биологии. Знаете, я с детства любил популярную литературу, читал научно-популярные журналы, иллюстрировал их (на хлеб этим зарабатывал), но я не смог ответить на три четверти вопросов! Следовательно, это проблема способа выработки – не самого стандарта как такового (ничего плохого в нём нет), а именно выработки. Сама по себе эта схема, думаю, лучше, чем классический тип экзамена, в котором так много зависит и от нервов, и от случайностей, и от симпатии – антипатии... Как не специалист, я не хотел бы высказывать оценочные суждения на этот счёт. Но ужаса перед тестовой системой экзаменов я не испытываю никакого.

Вопрос. Скажите, пожалуйста, можно ли с помощью проектного мышления решить назревшие международные проблемы?

Глазычев. Вы вступили или меня выталкиваете в довольно деликатное поле. Отвечу так. Целый ряд экспертов проработал в проектном режиме вопрос: что такое приграничье? Приграничье, а не госграница. Даже понятийная замена здесь имеет феноменальное значение. Потому что, когда вы начинаете копать в системе знания, то обнаруживается, например, что знаменитая пятикилометровая зона, которая называется у нас приграничной зоной, свое происхождение ведет от 1932 года, подписано это было маршалом Блюхером и с тех пор никогда не переосмыслялось. Имелась в виду граница, как забор, пулеметные гнезда, час хода пешком, десять минут рысью конно. В этом была своя логика. Ведомство продолжало существовать в этой логике, хотя и с лошадьми сегодня сложновато, и, вроде как, забора нет. Вы вводите понятие «приграничье» – вместе с людьми, которые там живут, вместе с рабочими местами, которые там надо создать. Вместе с системой экологических отношений и социально-экологических отношений через границу (предприятие в одной стране, а «хвосты» - в другой, водозабор в одной стране – предприятие в другой)... Это и есть выработка совершенно другого, проектного видения, которое потом требует совершенно другой политической практики – договариваться, вырабатывать компромиссы, не сталкивать лбами по старым схемам, а выстраивая схему новую.

Вопрос. У меня два вопроса. Первый. Вы упомянули стандартную схему программного мышления. Первое – программа. Программа переходит в проект. Проект переходит в план. План переходит в действие. А возможна система наоборот? Например, человек решает заняться бизнесом, он создаёт собственную фирму, – это действие. Он пишет бизнес-план, из бизнес-плана создаёт проект, из проекта переходит уже к глобальной программе развития своего бизнеса, например, в городе или в регионе?

И второй вопрос. Вы приводили примеры людей с проектным мышлением из области бизнеса и экономики. Я историк, учусь на втором курсе исторического факультета и мне интересно, есть ли в области гуманитарного знания люди с проектным мышлением, про которых Вы можете рассказать? И считаете ли Вы историка Льва Гумилева, человеком, обладающим проектным мышлением?

Глазычев. Отличный вопрос. Что касается первого Вашего вопроса – в жизни бывает всё. С одним очень важным примечанием: число людей, у которых не получается обратная цепочка, – не получается действие, не получается бизнес-план, проваливается проект, – на порядки больше, в отличие от людей, способных двигаться проектно, системным путем. Чудеса – случаются. Прорывы – случаются. Но они не имеют статистически весомого характера.

Что же касается второго вопроса, то я отвечу как человек, немножко историей занимавшийся. Во-первых, история – это всегда часть проекта. Был карамзинский проект, – это история России как европейского государства, описанная в нормах европейской исторической науки. Был забелинский проект – это история России через акцентировку особенности ее допетровского быта. Был замечательный проект Милюкова: впервые показать историю отечества через тексты, знаки, смыслы, значения, показать историю через материальную культуру, через операции, через технологизмы, через движение имён в приходских школах, то есть, с совершенным перекручиванием того понимания, что такое материал исторической науки.

Что касается Льва Николаевича Гумилева, которого я знал очень хорошо и, как редактор журнала, публиковал его первую официальную статью, то Лев Николаевич – поэт. Очень интересный поэт, писавший в прозе. Всякий поэт дает культуре очень много, а он талантливый поэт. К истории это имеет лишь косвенное отношение.

Вопрос. Что предшествует программе? И что бывает после действия? И система это закрытая или нет?

Глазычев. Хороший вопрос. Конечно, система открыта, конечно, эта «стереометрия» перестраивается под каждую задачу. Это не какой-то сундук с инструментами или готовальня, которые можно с собой таскать.

Что предшествует программе? Обычно, другая программа. Что следует за действием? И другая программа, и другое действие. То есть, вступив на эту дорожку, выскочить с нее можно только на тот свет. Она затягивает. Но это игра самостроения в процессе постоянного изображения. Но только, ради бога, не принимайте мою картинку безумно серьёзно, это лишь способ упрощенного показа.

Вопрос. Где нас могут научить системному программированию?

Глазычев. А что Вы называете системным программированием?

Вопрос. Это то, о чём Вы говорили.

Глазычев. Отвечаю: никто и нигде вас этому не научит. Этому можно только научиться! В действии. Где угодно – на любом объекте. В любой дисциплине, оно универсально. Это подход, а подход вырабатывается на решении своих задач, любых задач – проектных, научных, курсовых, во взаимодействии, в столкновении с другими решениями задач. Тогда у вас есть шанс его выработать. Съесть его как таблетку не получается. Он зашит в алгоритме накопления опыта.

Вопрос. Насколько я понимаю, системное программирование – это технология?

Глазычев. Технология только в том смысле, в каком можно сказать, что семья – это технология социальной жизни. В таком общем виде Вы, сказав «технология», не сказали ничего. Заметьте, я пользовался очень аккуратным словом – «подход». К нему можно подходить, подходить как к горизонту. И рано или поздно вы ощущаете, что можете говорить на этом языке. Перескочить, пропустить опыт движение – очень трудно, в общем случае – невозможно.

Категория: Мои статьи | Добавил: Alexi (02.03.2012)
Просмотров: 977 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Copyright MyCorp © 2024 |